в воскресенье. за столиком в "три-джи" рядом с подругой сидит чувак. тёмно-синяя рубашка, галстучек, запонки, пиджачок, очёчки. лет сорок.
я опоздала на встречу на пятнадцать минут, быстро скидываю пуховик, разматываю платок, который вместо шарфа.
- это алёна, это олег.
- приятно познакомиться.
- а я еще не знаю, приятно или нет, - внезапно говорит олег.
я не понимаю, зачем он это делает. может, такой способ знакомиться. произвести впечатление. просто слова, которые ничего не значат. шутка, в конце концов. завлекалочка.
но мне нельзя так говорить. не потому что я хромая, а несчастных нужно жалеть. не потому, что я девочка, а девочек не обижают, а защищают. не поэтому.
а потому что я человек. который звучит гордо. а люди друг к другу относятся с уважением. особенно к тем людям, которых видят впервые.
еще два года назад дурная шутка расстроила бы меня. но не сейчас. я знаю, как отвечать на плохие хохмы. и вам расскажу. ещё более дурными и бородатыми шутками.
и я наклоняюсь к этому олегу, заглядываю ему в лицо. и отвечаю:
- а вы могли бы поступить так же, как я. соврать.
интересно, что смысл этой боянистой шутки доходит до него не сразу. и он переспрашивает:
- соврать?
- ага. соврать. я же соврала.
он быстро одевается и уходит. перед этим пытается распетушиться уже не передо мной, а перед подругой:
- знаешь, что бы я тебе хотел посоветовать? то, что всегда говорю своим подчинённым. но не скажу.
особенно он напирает на слово "подчинённые". у него есть подчинённые, хуле. крутой, значит.
интересно, почему я живу в том мире, где крутостью считается начальницкая должность и наличие подчинённых? хотя ни хера. это другой мир - дядек в очёчках, в галстучках и пиджачках. синяя рубашка не сочетается с сереньким пиджачком. но нужно ли иметь вкус некоему коммивояжёру, у которого есть подчинённые?
я не знаю, коммивояжёр он или нет. это всего лишь догадка.
а сейчас я скажу, что такое настоящая крутость. вовсе иное.
летний июльский день. два с половиной года назад. я иду из редакции на двадцать пятый, и возле "вальса" меня настигает неслабый ливень. мокрые джинсы, кеды, волосы. я бегу к "вальсу", под козырьком стоят два мужика - один толстый, другой толстый. машут мне рукой - давай к нам.
- будем дождь пережидать вместе, - они смеются, называют свои имена. сейчас я их не помню, пусть будут алексей и юрий, например. алексей толстый, юрий тонкий. у них пиво и стаканчики - дядьки собрались посидеть под солнышком во дворе.
- а вы кто? - спрашивают они. - мы вот фотографы, у нас студия тут недалеко. нас все здесь знают.
как им ответить, кто я? даже ещё не корреспондент. хоть и иду из редакции.
- а я - алёна, - со значением говорю я. чтобы поняли, что меня тут тоже все знают. что алёна - это вам не фунт изюму.
они переглядываются, кивают головой: да, алёна - это серьёзно.
- я могу под дождь выйти, - говорит алексей. выпрыгивает из-под козырька и сразу же забегает обратно. - нет. не могу.
мы смеёмся.
- как вы домой пойдёте, алёна? - спрашивают они. - дождь сильный, а вам до остановки?
- до остановки. вон туда, на строителей. да дойду как-нибудь.
- торопитесь?
- тороплюсь.
- давайте, мы вам зонтик дадим? - они протягивают мне чёрный видавший виды зонт со сломанной спицей. но рабочий. демонстрируют, как он открывается и закрывается.
зонтик-зонтик, омбрелька, смешной, старый. весёлый, как те чуваки.
- а как я его вам верну?
- принесёте потом в "вальс", оставьте там. скажете, что это для лёши и юры. нас тут все знают.
разумеется, я оставляю зонт на следующий день в магазине. тётьке, которая не знает ни лёши, ни юры. но верит мне.
зачем я это рассказываю?
чтобы вы знали, что значит - быть клёвым. отдать дырявый зонтик мимо пробегавшей девчонке.
только не говорите, что это ерунда.
ни разу.