В коммуналках на Металлургов (их почему-то все называют общагами) я была второй раз. В первый. что удивительно, не как журналист, то есть без фотографа и участкового. Но в этот раз повезло — мы пошли большой компанией, с пятью или шестью полицейскими. И познакомились с Валерой.

Валера прожил уже ровно 60 лет, в основном — в коммуналках и малосемейках. О прошлом его я не расспрашивала, а жаль, потому что он бы ответил. Он вообще с удовольствием общался с журналистами и участковыми, за то и поехал в отделение. Мы встретили его, когда Валера возвращался домой, в комнату — с бутылкой водки и пачкой сигарет. За водкой Валера в минус восемнадцать градусов побежал в тапочках и в куртке и штанах на голое тело. Валера не был даже очевидно пьян, хотя видно было, что пьёт он много и часто.

В двух метрах от его квартиры Валеру остановили участковые для проверки документов. Собственно говоря, если бы Валера пошёл домой, взял бы свой паспорт и показал бы, он бы остался дома с водкой, сигаретами и за столом с соседкой, которая, кстати, и послала его за выпивкой. Возможно, так бы и случилось. Но к дверям его квартиры прижимались слегка охуевшие от путешествия в общаги журналист Саша, фотограф Даша и я, и Валера решил, что мы не хотим пускать его домой и собираемся принимать прямо в коридоре. Он некрасиво обозвал фотографа Дашу, а участковым выдал целую очередь заковыристых оскорблений, сводящихся к тому, что «раньше менты были понимающие, не то что сейчас». Он долго ругал всех, говорил, что его держат тут, почти голого, на морозе, расстёгивал куртку и демонстрировал волосатую грудь и охотно рассказывал о других встречах с журналистами. Однажды, например, он забаррикадировался в комнате и разделся догола, чтобы полиция его не забрала в отдел; и участковые доставали его через окно. Голого, конечно.

Затем мы познакомились с соседями Валеры: той самой женщиной, которая отправила его в ларек — она всё говорила: «Отпустите Валерку, он не виноват! Валерка не виноват!» и Альбиной. Альбине я помогала ловить сбежавшего чёрного кота, кота поймали, а потом я узнала, что Альбина этим летом освободилась — сидела по 111 ч. 4, это тяжкие телесные повреждения, повлекшие за собой смерть. И с мужичком со второго этажа, которому, как считают его соседи «два-три дня всего жить осталось». Мужичок выглядел так плохо, что я готова поверить — но поразительное жизнелюбие он демонстрировал, когда просил: «Начальник, дай закурить». И демонстрирует каждый день, когда из последних сил, опираясь на клюшку, медленно бредёт в магазин за водкой.

В общагах далеко не все люди похожи на мужичка со второго этажа. Просто здесь самое дешёвое съёмное жильё в городе — сюда идут после отсидки, после детдомов, приезжают из деревень на заработки.
Даже Валера мне не кажется пропащим человеком. И — сейчас будет ожидаемая или не ожидаемая мораль — мне не кажется, что мы, фотограф Даша, журналист Саша и я, как-то ощутимо выше и лучше, чем они. Мы не пьём боярышник, а покупаем хороший алкоголь, не бьём друг другу морды, читаем книги, у нас даже есть Интернет и ванны в квартирах.
Но и Валера, и его пожилая соседка, и Альбина, и беременная соседка деда-алкаша — тоже люди. Даже дед-алкаш, хотя моё человеколюбие настолько далеко не простирается.

Через полчаса препирательств Валера всё-таки надел трусы, майку, куртку, штаны и ботинки и вышел вместе с участковыми — ждать машину, которая отвезёт его в первый отдел. Присел на корточки, закурил. Я тоже закурила, журналист Саша на прошлой неделе курить бросил, поэтому он подошёл ко мне и попросил курить поближе — чтобы просто подышать сигаретным дымом. Было очень холодно, я долго думала, как мне выйти на автобус, чтобы приехать домой, но так и не вспомнила ни одной остановки поблизости и пошла пешком, хотя бы первые 15-20 минут.