Утром я сижу в суде и слушаю, как она его убила. Я сама не знаю, почему решила пойти слушать это дело. Как-то бестолково начался суд — когда все зашли, судья уже сидела, и не было этого: «Прошу всех встать!». И судья забыла прочитать моё ходатайство о съёмке, как и нет меня здесь.

Вере чуть за сорок. У нее косичка-колосок, свитер в полоску, большие очки. Она маленького роста, говорит громко и чётко. На судах обычно все еле ворочают языком — а судья и прокурор частят так, что не успеваешь записывать. А у Веры голос хороший, она манерой говорить напоминает кого-то из моих знакомых. Ближе к концу я понимаю, кого напоминает, и холодею от ужаса.

Вера и Андрей жили вместе лет шесть. Как жили — ну как все живут. Об этом никто не говорит прямо, но и когда говорит мать Андрея, и когда муж лучшей подруги Веры, и когда она сама дает показания, я понимаю, что они имеют в виду именно это: у всех бывают и плохие, и хорошие дни. У каждой семьи. Только у Веры и Андрея плохие дни были чаще.
Андрей, как водится, пил. И не работал. Сначала то, что он не работает, Веру устраивало — от предыдущего мужчины у нее была маленькая дочь, и нужно было, чтобы с ребенком кто-то сидел, пока ей не дадут путевку в садик. Андрей к ребенку очень привязался, называл ее родной дочерью, много времени проводил, гуляя и играя с ребенком. У него было две дочери от двух предыдущих браков, но почему-то больше он полюбил приемную. Рабочая этика не позволяет мне называть имя ребенка, а придумывать ненастоящее я не хочу, поэтому пусть она будет просто дочь. Тем более, что и она звала Андрея папой.

Андрей и Вера часто ссорились. Он говорил ей, что давно ее не любит и выгнал бы из дома, если бы не дочь. Вера отвечала, что и она его не любит, и если бы не дочь, ушла бы. Иногда они ссорились из-за того, что Андрей не работает, и они вынуждены жить на маленькую зарплату посудомойки Веры и на то, что дают родители. Тогда Андрей мог ударить Веру. «Но он меня не лупил смертным боем!» — говорит она на суде. Вера терпела — у Андрея была квартира, которую ему отдала мать. У Веры не было ничего. Да и все мы не идеальны, правда же: Вера и сама иногда выпивала, у нее был еще один ребенок, старший сын, но она была лишена родительских прав, так как не занималась его воспитанием. Да и второй дочери больше времени уделял Андрей.

Однажды Андрей, Вера и Катя (ее лучшая подруга) утром собрались и распили пол-литра водки, дочь ушла в школу. Вера готовила блины, у всех было хорошее настроение. Катя ушла, Вера и Андрей поссорились, Андрей дал Вере пощечину и замахнулся для второго удара. Она выхватила из раскрытого ящика что-то и ударила этим Андрея. Этим чем-то оказался нож. А ударила она его в сердце.

Эта история не кажется мне чем-то, как можно грубо сказать, из жизни насекомых. Или просто пьяной потасовкой. По двум причинам, первая из которых — личная. Пока мать Андрея дает показания (она мне очень не нравится, кажется властной и авторитарной женщиной, и я не хочу ее слушать), открываю телефон. В телеграме мне приходит сообщение от брата: сегодня ночью умерла наша бабушка. Я слушаю дальше, зная, что сегодня я не вернусь в редакцию, а поеду к бабушке домой, а потом в морг, похороны, цветы, мама и тётя, взять маму за руку, поговорить с ней, перед этим все рабочие дела отдать другим, написать каждому, подождать ответа.
Между смертью бабушки и смертью никогда не увиденного мной Андрея нет ничего общего. Бабушка Женя умерла в 92 года, она долго и тяжело болела, мы знали, что это случится рано или поздно. Бабушка Женя никогда не пила водку, всю жизнь работала, у неё была любящая семья. Но что-то во мне меняется, и я начинаю внимательнее слушать мать Андрея. Всё равно мне не выйти до объявления перерыва. О том, как она не любила Веру, о том, как жалела, что Андрей с ней связался, о том, что Андрей начал пить и у него случались эпилептические припадки. О том, что она даже не знала, что Андрей не работает — он говорил ей, что шабашит грузчиком.

И вторая причина. Собственно, из-за этого я и пошла на суд. То, что случилось между Верой и Андреем, тянуло бы на 111-ю — причинение тяжких телесных, повлекших смерть потерпевшего. Он ее ударил, она защищалась, под руку попался нож, все дела. Но после удара в грудь Вера не вызвала скорую. Андрей, по ее словам, упал, потом поднялся, положил спортивки в стиралку и лег в кровать. Все это время, как она говорит, он ругал ее матом. Потом начал хрипеть.
И тогда она не вызвала скорую.
Потом в квартире погас свет. Вера вышла на площадку, увидела соседа, который тоже пошёл посмотреть, в чём дело. Он посмотрел щиток, сказал, что проблема с кабелем и попросил принести сухую зубную щетку. Потом долго ковырялся в щитке и восстановил электричество. Он слышал хрипение из квартиры, но решил, что пьяный Андрей спит и храпит.
Вера говорила на суде, что пыталась вызвать скорую после удара ножом, но у нее дрожали руки. Но соседу она тоже ни о чём не сказала и не попросила его позвонить в 112 или 03.
А потом она пришла в квартиру, увидела, что Андрей не дышит, позвонила подруге Кате (она живет по соседству и быстро пришла к ней). И только тогда они вызвали скорую и полицию. Прошло около 40 минут с момента удара. А нож Вера на всякий случай вымыла.

На суде читали показания дочери: «Сейчас я живу с бабушкой. Я знаю, что это потому, что мама убила папу. Не знаю, жалею ли мне маму. Но я хочу, чтобы мы снова жили бы вместе всей семьей».

Я не знаю, жалею ли я Веру. Самым диким в её рассказе мне показалось, что они с Катей и Андреем пили водку с утра. А диким было вовсе не это, а то, о чём раз за разом спрашивала у неё судья: почему вы не ушли, когда он начал вас бить? почему он пил, не работал, а вы с ним жили? почему вы не могли уйти к матери, снять комнату? почему вы оставались с этим человеком?
А Вера отвечала: «Потому что мы не жили плохо. Потому что не все время он дрался. Потому что было много хорошего. Потому что он любил дочь». Потому что мы были семьей.

Судья права. Это — самое страшное.
Судят Веру за убийство. Приговор объявят в понедельник. Это строгач, без вариантов. И это её первая судимость.