если едешь на верхней, откуда страшно сверзиться вниз и думаешь о страхе - не о своём, тех людей, с кем говорила накануне, тогда сперва кладёшь электронную книгу ближе к окну, опираешься на руки и читаешь, пока не погасят свет и соседи не начнут укладываться и сопеть. и ворочаться с боку на бок. а ты всё ещё на животе - дома бы уже тыщу раз захотелось бы слезть, поменять позу, сходить за чаем. а тут нет чая.
а потом я смотрю в окно - выключают свет, и мимо несутся рельсы и шпалы, за окном волховстрой. пути, люди в чёрных куртках, в шапках, усталые, вылезают из электрички с голубыми сидениями. я никогда не видела таких голубых кресел, мне кажется, что они сделаны из изолона. нет, конечно, но они точно такого же цвета, как тот самый изолон, что продают в магазинчике на ломоносова. волховстрой уезжает влево, и я еду по мосту, внизу вода, справа огни. вода внизу, очень-очень далеко. как этот маленький поезд едет по такому маленькому мостику и не сворачивает никуда. и не боится упасть.
а я боюсь. я слушаю песни олега медведева про поезда - у него много поездов, и в том, что слушаю медведева, я могу признаться только здесь - потому что ну что это за херня, модная чика, а плеере какой-то бардюшник. но мне похер. я в поезде, никто меня тут не знает, а мне ещё не спать до самого тихвина.
тихвин далеко. однажды мы ехали в питер с сестрой и проснулись в пять утра. летом. за окнами был туман, лёгкий, какой всегда перед рассветом идёт от земли. это был тихвин. и в тихвине было тихо. а я ехала в питер за подарками для друзей. самый главный из этих друзей, мой одношкольник ванька через семь лет сам уехал в питер жить. и теперь я к нему в гости езжу.
и всегда стараюсь не пропустить этот тихий тихвин. я бы хотела однажды на собаке доехать туда и походить. летом. утром. перед рассветом.
если едешь на верхней, главное - это смотреть в окно, где ничего не видно. и громко слушать музыку, так, чтобы она выходила через макушку. там деревья и белый снег, возможно, на снегу есть чьи-то следы. возможно, что и лисьи. а может, что и нет - всё равно ты не увидишь. но можно представить. интересно, что за долбоёб наследил у самых путей?
вы когда-нибудь ходили пешком по шпалам? я вот да. очень давно. с фаротом и ромкой мы пошли в шеломово через романду. и слышали гудок паровоза и смеялись: "это слоны идут на север". целый день шли до шеломова, а в этой самой романде ржали, что название слеплено из двух слов: "рома" и "манда", сорри, но чо уж тут. а в шеломове купили в магазинчике бич-блины и пошли в лес, греть их на костре. и ели почти сырыми.
я снова скажу это слово - "страшно" - мне страшно об этом вспоминать.
мы едем через лес. или мимо леса - я же вижу только одну сторону дороги, а что на другой - неизвестно. наверно, что тоже лес. вы когда-нибудь ходили ночью через лес? да-да, я ходила. а однажды даже заблудилась, на первом курсе, когда мы пили водку с извергом, шрамом и эсэсом. и спорили, кто может больше всех выпить и не подавиться. ну, вы понимаете, кто выиграл. я всегда любила ходить в лидерах, даже в таких вещах. а потом я пошла гулять и заблудилась.
когда ты один на верхней, а рядом пустота, хочется заплакать от всей этой пустоты. и невозможно. она где-то рядом, вокруг тебя. звучит голос разума: ну что ты хочешь от своей жизни? почему у тебя всё так бесполезно. а пустота его прогоняет туда, откуда он не должен возвращаться - не в глубину тебя, а наружу. и тогда смотреть в белое безмолвие за окном - это выход. там тоже тишина. там тоже никого. и это хорошо, и это правильно.