в понедельник неожиданно заболела голова посреди рабочего дня. я решила, что всё из-за работы, чтоб её, проклятую, и из-за того, что по понедельникам приличный человек работает не в полную силу, а так, слегонца, а не пишет с какого-то хера три статьи, пусть и не в номер.
ну а чо делать в таком случае, если голова болит из-за работы? один вариант - закончив все дела вредакции, идти бродить по улицам хотя юы полчасика.
это было стратегической ошибкой. потому что в башке заломило от температуры - гдк-то я простыла, а так как давно не цепляла никаких орви и орз, напрочь забыла, что от них тоже болит голова.
надо было не идти гулять и не сидеть затем на кухне перед открытым окном, разумеется, с бутылкой вкусного эля, а забираться в тёплую кровать и дрыхнуть, дрыхнуть со всех лап.
что дело, кажется, (не в том, что кто-то раньше, кто-то щас) в банальной флю, я врубилась только в ночи, когда всё-таки попробовала заснуть, и тут меня заколбасило. и колбасило всю ночь.
плюс тридцать восемь с половиной, как выяснилось на следующий день.
вся трагедия была в том, что болеть я себе запретила до среды - в среду мы с егерями забились ехать считать следы животных. вот такенный репортаж. отказаться нельзя. отдать другому - ни в коем случае. я знала, что если не смогу идти, то поползу в направлении леса. это даже не обсуждалось.
потому весь вторник и утро среды пила терафлю - на завтрак, на обед и на ужин.
а в среду мы поехали. сама история будет в газете и на сайте, потому расскажу лишь о том, чего в ней нет. егерь константин васильич спросил нас с сашкой, когда зашли в дом: ну что, едем?
- едем, - мне было интересно, на чём мы поедем в лес: на "ниве" главного егеря андрея, на "уазике" константина васильича или на какой другой тачке?
ребята, оказывается, я забыла всё, что когда-то знала о лесах. в том числе и то, что по лесу добрые люди передвигаются на снегоходах.
константин васильич выкатил из гаража снегоход, лихо перемахнул на нем через трассу и сказал: садитесь.
по лесу "буран" катит до сорока км/ч. но эти сорок кэмэче по снежной дорожке, а то и по её отсутствию представляются ста десятью.
"вот и смерть моя пришла", - подумала я, когда мы стартанули, обеими руками вцепилась в егеря и уговаривала себя изо всех сил не заорать. до меня, не совру, дошёл тайный смысл слов "ну, барин, беда: буран". потому что "буран" это та ещё беда, едет он не прямо, а накреняясь то влево (что не так страшно), то вправо (чего я боялась особенно, думая в минуты крена: вот ща наебнёмся, и придавит мне сломанную ногу к херам. снегоходом, бля, придавит, да еще и константином васильичем).
но с самообладанием у меня нормально, и я молчала. даже умудрялась доставать диктофон, задавать вопросы. делать-то нечего было.
и не видно было ни хрена, потому что только высунешь нос из-за спины егеря, так на полном ходу в морду прыгают ветки. после того, как одной веткой меня ощутимо приложило в глаз (ветка еловая, зазубристая, собака!), а второй веткой сорвало шапку, я вообще зареклась выглядывать.
ехать мы собирались всего чуть-чуть, чисто позырить на егерскую работу, но в пути что-то переменилось; константин васильич предложил съездить глянуть лосиные следы на мелиоративной канаве, а я и согласилась. потому что думала - ну чо, лишних минут 15 не убьют.
это я всё говорю к тому, что когда вы прочитаете в моей статье, что корреспонденты "речи" сделали с егерями полный маршрут, провели три часа в лесу, не думайте, что мы такие хорошие журналисты и ответственно подходим к работе. я честно думала, что до лосиных следов минут 15. а оказалось - сорок. а потом выяснилось, что мы проехали половину трека и нет резона теперь назад поворачивать.
- до того тёмного леса поедем, - махнул рукой константин васильич.
тот тёмный лес маячил на горизонте. к нему мы ехали через поле. в поле гулял ветер. шапки на голове уменя уже не было - она осталась висеть на ветке. ветер влетал в одно ухо и вылетал через другое.
я держалась за егеря и думала: как же бля я ненавижу зиму. как я люблю лето, когда тепло. пох на комаров - всё равно они меня не кусают, предпочитая более богатых кровью людей. зимний лес говорит человеку о безысходности. о полной и кромешной.
безысходность же началась вовсе не тогда, а через полчаса. когда нас высадили с "бурана" - мужики поехали в "тот тёмный лес" ставить точку на треке навигатора. они говорили: "там всего 800 метров".
и мы с сашкой остались на границе леса и поля.
ещё на полчаса.
я даже курить не могла. идти не могла. так замёрзли руки и ноги, и уши, и волосы, да, даже волосы.
а идти и бесполезно. "буран" пройдёт, зверь дикий лапками пробежит. а человек завязнет в снегу.
но они вернулись. и мы погнали обратно. ещё час обратно. тут мне уже просто перестало быть страшно. существует всегда какая-то точка, после которой уже не страшно и перевернуться, и замёрзнуть. ничо не страшно. поэтому мы с константином васильичем говорили о волках и кабанах, сняли с ветки мою шапку.
только когда приехали, я не сразу смогла встать и сиденья снегохода. то ли примёрзла, то ли мышцызатекли. но, кажется, никто ничего не заметил.
соколов-митрич в хорошей книге "реальный репортёр" пишет:
"
Репортаж начинающего журналиста очень легко узнать по количеству «следов»: «Мы пошли туда, а потом сюда», «Мы пытались туда прорваться, но нас непустили», «А еще нас сюда не пустили и туда не пустили, а вот сюда пустили», «Таксист мне поведал вот что», «Потом мы долго пили чай и батюшка рассказывалмного всякого, о чем и не рассказать», «А потом мы долго пили водку и мои собеседники рассказывали, как хорошо пить водку с таким человеком, как я»… Не надопревращать репортаж в отчет о командировке. Нельзя выворачивать сцену кулисами в зрительный зал. Никто смотреть не будет.
Репортаж – это шоу. Даже если у вас от темы дрожит кадык и на глаза наворачиваются слезы, нужно набраться хладнокровия и работать с материалом именно как с материалом, а не как с собственными эмоциями или фактами своей тысячу раз никому не нужной биографии. Все технические подробности собственного труда имеют значение лишь в том случае, если они имеют принципиальное значение для раскрытия темы, но в девяносто девяти случаях из ста они значения не имеют. К той массе увиденного, услышанного и пережитого, что вы привезли из командировки, нужно уметь относиться как к тому камню, от которого Микеланджело предлагал отсечь все лишнее, чтобы получилась скульптура".
не знаю, правильно ли делаю, что рассказываю, как съездила на репортаж. хотя - почему бы и нет. в тексте вы всё равно этого не прочитаете. там про зверей и про егерей, а не про меня.
Вот и журналиста тоже.
А ТЗ к копирайтам 100% заказчиков начинают фразой "Текст должен быть без воды".
Везде нужно уметь избавляться от лишнего и подавать сразу суть)
P.S.
Человек, как говорят, на 90% состоит из "воды". Если убрать всё лишнее, то, что от него останется? Сознание?